Internet. Я так давно не плакала… Год или даже больше.

И давно так не волновалась по поводу своего самочувствия. Сегодня утром, правда, когда я ехала на обязательное обследование, немного нахлынуло. По дороге в больницу думала: только бы все было хорошо, только бы все было хорошо. И все – хорошо! Я – здорова.
Начиналось все просто замечательно: в школе – пятерки, защитила КМС по художественной гимнастике, я начала разучивать упражнения по программе мастера спорта. Гимнастикой я занимаюсь с четырех лет. Для того чтобы уделять спорту больше времени, даже перешла из гимназии с углубленным изучением французского в так называемую школу свободного посещения. Для тренировок нужна большая отдача. Но учиться мне это не мешало.
Как-то раз на выступлении меня заметила редактор одного из глянцевых журналов. Оказалось, ее дочь тоже занималась в нашей спортшколе. «А почему бы тебе не попробовать себя в качестве модели? И рост, и внешность у тебя подходящие», – предложила она. Я, конечно, очень обрадовалась. В детстве я, как любая девочка, мечтала стать актрисой. Даже на художественной гимнастике я отличалась от других спортсменок не столько техникой, сколько артистизмом. Мне всегда хотелось поделиться со зрителями позитивной энергией. Говорят, когда я выходила, в зале все расслаблялись и начинали улыбаться.
Тогда мне было всего 14, сама этот вопрос я решить не могла – последнее слово, естественно, оставалось за родителями. Они, к моему счастью, согласились. Мама позвонила в модельное агентство. Через несколько дней я прошла пробы.
Начатая карьера модели обещала быть головокружительной. Судите сами: стартовыми съемками стали обложки Fashion Collection, L’Officiel, Menu Magazine. Моему менеджеру поступило предложение снять меня для французского Vogue. Я подписала двухгодичный контракт с агентством IMG-NY. И все это – только за первые 2 месяца!
Что самое главное, мне очень нравилась эта работа: мне было интересно перевоплощаться в какие-то неожиданные образы, вносить в них что-то свое, я чувствовала себя абсолютно раскованно перед камерой и на подиуме. Когда мне предложили еще и съемки за границей (а ведь об этом мечтает любая модель) , я была на седьмом небе от счастья. Правда, одновременно начала побаиваться: смогу ли я жить и работать в незнакомой стране?
Как раз в этот момент в мою жизнь вмешалось нечто неожиданное.
После одного очень тяжелого дня я, ужасно устав и вымотавшись, попросила маму сделать мне массаж шеи и плеч – она очень хорошо его делает. В процессе мама нащупала слева на шее маленький шарик. Лимфоузел, который обычно немного увеличивается в размерах из-за простуды.
Я подумала: ерунда, всего лишь последствия холодов. При этом у меня даже ничего не болело. Я не придала шарику никакого значения – тут же перестала о нем думать.
Но мама этот шарик запомнила. Она начала очень пристально следить за всем, что со мной происходит.
Со временем я заметила, что стала быстро уставать – на тренировках по гимнастике не могла полностью выполнять упражнения. Но при этом я продолжала считать, что все в порядке. Просто думала про себя: ну я и лентяйка. Не бежать же к врачу из-за того, что ты успеваешь меньше, чем раньше.
Когда появилась температура, мама все-таки попросила меня сходить в районную поликлинику. Участковый терапевт развеяла все наши опасения. Она сказала, что увеличенные лимфоузлы – это не проблема, что она прямо сейчас может на себе их показать. Посоветовала сделать йодовую сеточку, после чего выписала какие-то таблетки от простуды и отправила домой.
Таблетки не помогли. Через некоторое время я уже не выдерживала даже полутораминутного прогона упражнения. Тренер удивлялась: обычно я была очень активной. Девочки из группы интересовались, что со мной происходит: после легкой разминки я тяжело дышала и была вся насквозь мокрая от пота. Температура держалась в районе 37 с хвостом, но даже это ничем не сбивалось.
Я начала сильно потеть по ночам. И лимфоузлы все увеличивались, сливаясь между собой. Шея становилась похожей на маленький мешок с картошкой.
На съемке для YES! фотограф удивленно поинтересовался: «Почему у тебя такая толстая шея? »
Я сдала в лаборатории анализы крови. Родители посмотрели на них – и на следующий же день, устав от заверений педиатров о том, что повода для волнений нет, схватили меня в охапку и отвезли на Каширку в НИИ детской онкологии и гематологии.
Там в тот же день был поставлен точный и окончательный диагноз: лимфома Ходжкина. Нужно ложиться в больницу на терапию.
Рак. Мой диагноз не самый страшный. Тот, кто сталкивался с лейкозом или другим онкогематологическим заболеванием, скажет: повезло! Сейчас при правильно проведенной терапии вылечивают 98% случаев.
У меня были поражены шейно-подключичные лимфоузлы с обеих сторон. Плюс – массивная опухоль, образованная лимфоузлами средостения. Из-за нее мне поставили максимальную степень риска.
Врачи, слушая мамины рассказы о наших приключениях с диагностикой, негодовали: опять запущенный случай. Несмотря на все выступления на семинарах, в районных поликлиниках и даже в именитых больницах неохотно дают направления на консультацию к онкологам.
Сначала я даже не особенно задумывалась о том, что это за болезнь, как она лечится, что со мной будет дальше. Ну, решила я, что-то временное, немного полежу в клинике – и все пройдет. Может, сделают операцию. Но в общем и целом – ничего криминального.
Когда зашла в палату и осмотрелась, я удивленно подумала: что же тут делает мальчик, если это бокс для девочек? Абсолютно лысый «юноша» в спортивном костюмчике совершенно девчоночьим голосом произнес:
– Привет! Меня Катя зовут. А у тебя что – еще волосы не выпали?
У самой Кати уже давно шла терапия – у нее не было ни волос, ни бровей и ресничек.
В первый же день в больнице в подключичную вену мне установили катетер для ввода лекарств. Обычно его размещают глубоко – на 15 см – и с правой стороны. Мне же поставили слева: оказалось, что с веной справа что-то не так. Из-за того, что слева – сердце, катетер нельзя было расположить на полную глубину. Он забивался, были проблемы с циркуляцией. Промывать его приходилось каждые 3 дня. Еще из-за него нельзя было лежать на животе.
Все долгие-предолгие месяцы в больнице я мечтала о том, что, когда выйду, буду бегать и спать не на спине сколько захочется.
Самым страшным для меня поначалу были не ужасные приступы тошноты во время лечения и не постоянно ноющие поколотые пальцы, из которых каждый день брали кровь для анализов. Полная потеря волос – вот что пугало меня больше всего. Сначала я даже родителям показывала, как это бывает: наматываешь прядь на указательный, тянешь слегка – опа! Она сама вылезает. Мама не выдержала такого зрелища и побрила меня машинкой.
Чуть позже выяснилось, что у меня непереносимость некоторых лекарств. Побочное действие от них нарастало от курса к курсу. Из-за костно-мышечных болей и слабости я по нескольку дней не могла ходить. От антибиотиков – в основном антигрибковых (у онкобольных ослаблен иммунитет, поэтому грибковая инфекция очень опасна) – практически отказали почки. Другие лекарства вызывали парез кишечника. Когда он просто «вставал», отказываясь работать, его приходилось снова «запускать» другими лекарствами. Но это тоже не помогало, а лишь вызывало спазмы и дикую боль, продолжавшуюся до того момента, пока действие основных лекарств не спадало. Обычно это происходило дней за пять. После каждого курса химиотерапии – всего их было восемь – резко падали показатели крови. В середине лечения пришлось сделать переливание. Свою кровь мне отдала хрупкая девочка Катя Кузнецова. Катя, спасибо тебе огромное.
В больнице я лежала вместе с мамой – в детских так принято. На некоторое время в мою двухместную палату, где я до этого была одна, положили восьмилетнюю девочку в очень тяжелом состоянии. Опухоль мозга. Ее мама меня просто поразила: она никогда не унывала, не позволяла себе расстраиваться. Думаю, она понимала, что ее дочь не смогут вылечить. Они четыре года сражались с болезнью, но малышке становилось все хуже. Девочка уже не говорила, да и мне было не до болтовни. Мы не общались, но ее смерть – такая близкая – произвела на меня совершенно неизгладимое впечатление. Вот, кажется, только что был человечек: лежал, дышал. И в одну секунду его просто не стало. До этого я не боялась умереть сама, после – стала больше задумываться и о смерти, и о жизни. Впрочем, мне в общем-то не оставалось ничего другого, кроме как лежать, терпеть боль, плакать и думать.
Постепенно внутренний вопрос «за что? » сменился закономерным «для чего? ». Для чего мне это дано, какие выводы я могу сделать, как это поможет мне, что нового для себя в жизни и мире я открою?
Родители, друзья и мое агентство не оставляли меня одну, старались помочь всем, чем могли. Я бесконечно благодарна моим менеджерам из IQ-Models Диме Черникову и Паше Зотову за то, что они приняли мою беду, как свою, верили в меня, поддерживали. Еще мне хочется сказать спасибо Ире Черняк, которая не давала мне унывать, и любимому тренеру Ирине Васильевне Ленской.
Я провела в больнице на усиленной полихимио- и лучевой терапии 9 месяцев.
Сейчас у меня заканчивается период реабилитации. Я поступила в Институт. Хочу стать хорошим психологом. Буду помогать детям с онкозаболеваниями и их родителям. Не понаслышке знаю: душевные страдания гораздо сильней физических. По-настоящему прочувствовать их сможет лишь психолог, сам прошедший через все это.
Детям надо дать понять, что этот этап жизни – ступенечка на пути их становления, укрепления характера. Чем чаще я общаюсь с людьми, которые прошли через онкологию, тем больше в этом убеждаюсь.
От больницы мы ездим в восстановительные санатории – в России и за границу. Недавно, например, я была в Ирландии. Там в реабилитации как раз основной упор делается на то, чтобы у пережившего рак восстановился душевный комфорт. Там пытаются сделать так, чтобы ты разобрался в себе, нашел свое место в мире.
В санатории я познакомилась с ребятами, с которыми мы лежали в одной больнице в одно и то же время. Клинику мы вспоминали редко, да и, если заговаривали о ней, то в контексте каких-то смешных моментов. Например, обсуждали такое: несмотря на то что у нас выпадали волосы, ногти продолжали расти. Все девочки почему-то считали, что длиннющие яркие ногти – это очень красиво.
Еще мы говорили о любимых врачах. За время, проведенное в больнице, они стали для нас совсем родными. Сейчас, когда приезжаем на обследование, мы заходим к ним в отделение и общаемся, как с семьей. И не устаем говорить им спасибо. Я буду бесконечно благодарить Александра Валентиновича, Ольгу Вячеславовну, Эллу Вениаминовну. Эти доктора спасли мне жизнь.
Только после болезни я поняла, что люди слишком много времени тратят на переживания из-за всякой ерунды. На самом деле жизнь прекрасна. Надо радоваться ей. Надо дурачиться, смеяться, делать то, что нравится, и меньше расстраиваться по пустякам.
Мне очень не нравится, когда кто-то говорит: «Ой ты бедненькая, у тебя рак был». Мне неприятно, когда делают трагедию из онкологии. Это было больно и тяжело, но. Благодаря болезни я очень изменилась. Поняла многое из того, о чем раньше даже не задумывалась, стала спокойнее и увереннее в себе, увлеклась психологией.
Я учусь уже на втором курсе. Собираюсь, как и прежде, работать моделью. Сейчас у меня подписаны контракты с агентствами Viva Paris и Viva London. Я съездила в Париж на пробы.
Я верю: моя карьера модели будет успешной – это мой осознанный выбор и моя мечта. Я приложу все усилия для ее осуществления.