You are here
Варежки. О некоторых вещах сложно говорить.
О них сложно писать, слова не складываются хоть в немного приемлемый текст, слёзы застилают глаза, чтобы сквозь них я не мог видеть клавиатуры, чтобы я не мог выпустить из себя эту боль.
И вот уже лет семь - а именно столько лет боль в моём сердце не утихает, так, точно у меня какой-то тяжёлый случай невралгии - я всё хожу вокруг да около этой темы, посвящая в неё глубже лишь немногих, да и тех со страхом и сомнением
. И одиночество, ужас, трепет, боязнь сказать не то и не там, быть непонятным, недо - или переоценённым в компании однокурсников, друзей и родственников, беззаботно обсуждающих свои отношения, и доводящая до истерик обида на себя, гнетущая тишина, всем своим тучным телом падающая сверху всякий раз, когда меня спрашивают о моей личной жизни, о моей любви, - всё это отравляет мою жизнь, убивает меня изнутри, клеточка за клеточкой, нейрон за нейроном выжигая мои нервы, отражаясь во внешнем строении моём и тяжёлом взгляде исподлобья. Мы поговорим ещё с вами об этом, но сейчас.
Позвольте мне обратиться к тому эпизоду из моих подростковых лет, который я вспоминаю с улыбкой. В виде исключения позвольте мне вернуться в тот момент, которым я хочу поделиться со всей планетой. И пусть вам не обязательно станет ясно, отчего так этот момент важен для меня, отчего он должен был озвучен, представлен в тексте для всех вас, читающих меня, но. Тогда вы можете просто покачать головой и молча уйти.
Я вас прошу. Я умоляю вас. Не бейте заточенными мечами своего ехидства. Не бейте по тому маленькому кусочку моей души, который решился я вам сегодня открыть. Присядьте. Слушайте.
Я влюблён. А тогда я был влюблён и полон чаяний, как юные девочки, подающие свои портфолио в модельные агентства. Я был влюблён в человека, которого мы пока назовём инкогнито. И, может быть, если вы не растопчете моё сердце, не устроите для него фаталити, как в мортал комбат, может быть, тогда в ближайшие две недели, что я буду рассказывать вам о себе, я в конце концов познакомлю вас с этим человеком. Впрочем, я снова отвлёкся. Видите, с какой тяжестью отпускаю я это на свободу!
То была зима. Холодная, морозная настолько, что кровь, казалось, густела внутри и покрывалась наледью. И я не был обязан покидать тёплый уютный кабинет в своей школе, пусть даже это и была математика. Я смотрел на окно, покрытое ледяными разводами, свернувшимися в изящные хаотичные узоры, когда в класс вбежала наша учительница по географии.
- Нам нужно несколько человек, кто мог бы помочь перенести пару не очень тяжёлых коробок, но срочно, прямо сейчас!
Почему мы с инкогнито вызвались помочь, до конца не ясно. Вернее, почему вызвался я - очевидно, но инкогнито - то! Впрочем, мне не нужно было логичных обоснований для того, чтобы покинуть математику в компании самого ценного человека в своей жизни.
И мы пошли в подсобку, беспрестанно смеясь, пуская глупые шутки. Там нам выдали пару коробок, объяснив, что внутри - различный реквизит для проведения новогоднего вечера в РДК. Коробки и вправду лёгкими были. Какую-то коробку покрупнее положили на сани, мы оделись и потащили всё это в РДК, находившееся, в сущности, не столь и далеко от школы, но по такой погоде пройти даже это расстояние - словно перебраться пешком в другую страну.
Мы шли по хрустящему, как чуть просроченные чипсы, снегу, который в лучах совсем не согревающего, но слепящего солнца, поблескивал, точно дорогое ювелирное украшение.
Мы шли - руки у икогнито раскраснелись от мороза.
- Ты без перчаток? - Спросил я.
- Ага. Потерялись где-то.
На мне были серые вязаные варежки. Не очень красивые, но очень тёплые. Мы остановились возле пятиэтажки, я снял их и сказал "на! ", Протягивая их правой рукой своей. Лёгкое облако пара сорвалось при этом с моих губ, и не таяло долго, словно напоминая, какой лютый мороз стоял на улице. Руки мои сразу почувствовали это, я был уверен в том, что делаю.
- На! - Повторил я.
- А ты как?
- По очереди будем носить, если я замёрзну, окей?
- Да тёма.
- Бери, говорю.
Я на своём настоял. Мы шли обратно, и я любовался тем, как прекрасный маленький человечек, моя любовь, мой смысл жизни идёт в моих некрасивых варежках, делая их этим красивейшими во вселенной.
И лёгкий насморк инкогнито казался мне тогда красивым. И то, что инкогнито пытается незаметно от меня оттереть влажный нос свой, казалось мне тогда красивым.
Эти варежки до сих пор у меня. Правда, я больше их не ношу. (На фото я с сестрой).