Одиннадцать лет. Не юбилей и не круглая дата. Но они так решили. Встретиться через одиннадцать лет, чтобы были равные промежутки времени. Одиннадцать лет учились в школе, одиннадцать учились у жизни самостоятельно. Время после школы как-то ускорило свой бег, пролетело почти незаметно. Только вехи-события напоминают: прошли годы… Они учились, строили карьеры, влюблялись, обзаводились семьями и разводились… Как много изменилось в жизни каждого, какой интересной должна быть встреча.
Маришка давно потеряла связь с одноклассниками. Близких подруг среди них у нее не было. Первый год еще как-то общались, скорее по привычке, а потом жизнь развела. Маришка даже забыла об этой их договоренности: встретиться через одиннадцать лет. Звонок Анны, бывшей старосты, удивил, не столько обрадовал, сколько вызвал сомнения: стоит ли идти, зачем собираться. Предстоящая встреча почему-то пугала её.
Сборы не были долгими. Выходной костюм заботливо поглажен мамой. Короткая стрижка не требует долгой укладки. Маришка с сомнением посмотрела на свои руки. На тщательный маникюр ей всегда было жаль времени. «За руками нужен особый уход. Маникюр – лицо женщины» - вспомнилось любимое выражение Милки, признанной классной красавицы. «Пожалуй, надо хоть что-нибудь сделать, чтобы не опозориться. Не хватало еще, что бы она снова начала меня стыдить! »
Милка пришла к ним в седьмом классе. Она и тогда уже выглядела красивой девушкой. Именно девушкой, выделяясь на фоне общей подростковой угловатости. Она была старше одноклассников на год. Мальчишки, конечно, сразу же начали влюбляться в нее, и одноклассники, и из старших классов. На их робкие ухаживания Милка отвечала язвительными насмешками, но почему-то не отвадила их от себя, они продолжали свои попытки все оставшиеся школьные годы. Для Маришки это всегда было загадкой. Девчонки, шушукаясь между собой, пытаясь понять причину Милкиного успеха, решили, что в ней есть та самая манкость, о которой пишут в журналах. У Милки она есть, а у них почему-то нет. Ну, нет и нет, значит, так природа распорядилась. Решили и успокоились. Тем более что с девчонками Милка сама старалась подружиться. Но при всей кажущейся дружелюбности и простоте общения сохраняла некую возрастную дистанцию: « Я старше, я лучше знаю. А вы еще маленькие» Особенно часто подтрунивала над Маришкой, называя ее «малышкой». Маришка и правда была самой маленькой в классе. Она и сейчас, в свои двадцать восемь лет, выглядела скорее как подросток: невысокая, худенькая, с короткой стрижкой и почти детскими чертами лица.
Милка любила читать девчонкам лекции: «Маникюр – лицо женщины, ее визитная карточка. Кто-то умный сказал: лицо может обмануть, руки никогда. Они выдают и возраст женщины, и ее проблемы. Женщина подает мужчине руку в знак доверия к нему. И у мужчины должно возникать желание эту руку поцеловать. А кто захочет поцеловать твою руку? – обращалась она к Маришке, - никакого маникюра, вечные чернильные пятна, царапины! ». Что верно, то верно. Руки у Маришки всегда были в царапинах. Вместе с бабушкой она каждый день ходила на площадь кормить голубей. Голуби узнавали их, не боясь, садились на руки, порой невольно царапая их коготками. Маришка не обращала на это внимания, думала: внешность – это не главное, главное это душа. Вот только мальчики и мужчины думают иначе.
Девчонки на переменках обсуждали мальчишек, хвастались своими романами. Милка посмеивалась над ними: «Какие же вы еще маленькие! Наивные! ». И только Маришка была в стороне от этих разговоров. Вечная девочка, малышка, по ночам плакала от обиды в подушку, а днем старательно делала вид, что все эти глупости ее не интересуют, что ей гораздо интереснее дружить с мальчиками, чем крутить романы. Мальчишки относились к ней с уважением: с радиотехникой Маришка была на ты. Там ей все казалось простым и понятным. Есть контакт, нет контакта. С людьми все сложнее. Даже если два человека рядом, даже если они вроде бы вместе, это еще не значит, что есть контакт.
Однажды, как-то вдруг, уже в одиннадцатом классе, Милка неожиданно переменилась к Маришке. Перестала ее высмеивать, наоборот, начала приглашать то в кино, то на выставку, то на прогулку, то помочь разобраться с геометрией (Милке плохо давались точные науки. От прогулок Маришка увиливала, а вот отказывать в помощи не умела.
В доме у Милки ей не понравилось: холодно как-то, показной уют. Маришкины родители всегда старались познакомиться с ее гостями, поговорить. Здесь же…. Отец, открыв дверь и поняв, что пришли не к нему, тут же ушел в свою комнату, даже не поздоровавшись. Через какое-то время мать заглянула в Милкину комнату, окинула строгим взглядом Маришку, сказала холодно: «Милана, девочки, только не шумите». И ушла.
- Строгие они у тебя. – Заметила Маришка.
- Да, нет, - отмахнулась Милка, - это они так… Отец мне вообще неродной, к тому же младше матери. Вот она его и пасет.
- Как это?
- Так это! Подрастешь – поймешь, - поняв, что сказала лишнее, огрызнулась Милка. – Давай лучше теорему объясняй.
Потом еще какое-то время Милка продолжала опекать Маришку, давать советы по уходу за собой, по макияжу и подбору одежды. Маришка может и рада была бы их слушать – дома с ней никто об этом не говорил, а сама спрашивать не решалась, смирилась с тем, что все считают ее маленькой, - да уж больно тон у Милки был назидательный. Вскоре внезапно-случайно прояснилась причина столь неожиданной Милкиной перемены.
Неизвестно чем, но чем-то приглянулась Маришка Мише из параллельного класса. Миша, умный талантливый юноша, гордость школы, нравился многим девчонкам. Маришка была в него тайно влюблена, но даже подумать не могла, что у него к ней что-то может быть. А оказалось, что он просто не знал, как к ней подойти. Попросил Милку помочь, по-соседски. Она и помогла. Как умела.
- Я ж для тебя старалась, глупенькая! – смеялась она потом. – Мы же подруги! Не могла же я тебя, дурочку наивную, в непроверенные руки отдать! А он ничего, - добавила она уже томно, - нежный, ласковый…
- Выдержал, значит, проверку. – Маришка не узнавала собственный голос, откуда в нем появились язвительные нотки? – Ну и куда ты ему знак качества поставила?
Больше они с Милкой не общались. Миша провожал Маришку виноватым взглядом, но подойти так и не решался. Хорошо, что учебный год скоро закончился. Разлетелись кто куда, по институтам…
Маришка снова с сомнением посмотрела на руки: «Карьеру не сделала, личная жизнь не сложилась. Хвастаться нечем. И маникюр ничего не изменит».
Они собрались почти в полном составе. Первые несколько минут узнавания друг друга были странными, официально сдержанными. А потом… потом пошел обычный в таких случаях шквал воспоминаний, рассказов, фотографий…
- А где же наша красавица Милана? – поинтересовался кто-то.
- Она в больнице, – бывшая староста Анна как обычно была в курсе всех событий.
Вопрос растаял, словно его и не было. Прерванный поток воспоминаний тут же возобновился с новой силой, но Маришка успела заметить, как облегченно выдохнула Анна, казалось, она была рада, что никто не поинтересовался, что же случилось с Милкой, почему она в больнице. Потом уже, когда общий разговор всех немного утомил, и народ начал разбредаться по маленьким группкам, Анна рассказала Маришке.
После школы Милка поступила в академию красоты. Академия – не академия, так, что-то вроде частной школы. Милка мечтала стать стилистом. При этой академии было модельное агентство. Там и познакомилась Милка с Евгением, фотографом. То ли она влюбилась в него, то ли поверила его обещаниям сделать из нее классную фотомодель, но таскалась она за ним повсюду, по всем их богемным тусовкам, по ночным клубам, барам. Учебу забросила. Ида Аркадьевна, мать Милки, пыталась ее остановить, но повлиять на дочь уже не могла, Милка ушла из дома. Через полгода вернулась, притихшая, покаянная, беременная неизвестно от кого. Родители ее приняли, подлечили, подкормили, стали ждать внучку. Девочка родилась здоровая – уже счастье. Милка как-то подомашнела, что ли, с ее рождением. Стала мягкая, покладистая. Хватило этой идиллии на два года. Пока не выяснилось, что она опять беременна. На этот раз от отчима. Отчим отпираться не стал. С женой развелся, на Милке женился, дочку ее удочерил. Ида Аркадьевна попала в больницу с инсультом, прокляла обоих. Рождение второй внучки примирило семейство. На этот раз Милка выдержала чуть больше года. Сбежала к своему фотографу. Муж-отчим вернуть ее не пытался. Подал на развод, купил дом в пригороде, забрал девчонок. Ида Аркадьевна разыскивала Милку сначала по барам и ресторанам, потом по подвалам и помойкам.
Последнее время Милка с каким-то мужиком-пенсионером жила. Пенсию его пропивали, питались с помойки. Сейчас она в больнице – туберкулез. Вот такая история.
Через неделю пришло известие, что Милка умерла. Хоронили ее одноклассники и Ида Аркадьевна. Муж-отчим на похороны не пришел, и дочерей проститься с матерью не привел. То ли не знал, то ли обида помешала.
Узнать Милку было невозможно: болезнь состарила и высушила. И только руки… Они лежали поверх белоснежного покрывала как обычно ухоженные, с аккуратным маникюром, ногти покрыты перламутровым лаком.
